Сегодняшняя беседа, проводимая по благословению священноначалия, посвящена монашеским обетам и призвана напомнить вам, сестрам Горненского монастыря, об этих столпах монашеского жития. Не потому, что вы о них не знаете или забыли, ведь это ваш, можно сказать, профессиональный интерес. Многие из вас достигли на этом поприще больших высот, и сказать что-то новое трудно. Но я смиренно следую примеру св. ап. Петра, который говорит: «Я никогда не перестану напоминать вам о сем, хотя вы то и знаете, и утверждены в настоящей истине» (2 Петр. 1, 12).
О монашестве сказано очень много, каждый воспринимает его по-своему, делает свои акценты. Однако есть три несомненных основных принципа, три кита, на которых оно зиждется, и это – монашеские обеты. Послушник только после принятия обетов становится монахом, и это уже необратимо. Хотелось бы эту беседу построить на рассмотрении обетов, причем акцентировать внимание не на исторических или канонических аспектах, не на нравоучениях, а на общих принципах и механизмах – зачем все это нужно. И хотелось бы не очень вас загружать, чтобы потом можно было задать вопросы, высказать свое мнение, обсудить.
«Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах, и приходи и следуй за Мною», – говорит Христос богатому юноше (Мф. 19, 21). И Своим ученикам заповедует: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу ради Меня, тот обретет ее» (Мф. 16, 24-25). «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, недостоин Меня» (Мф. 10, 37). В этих словах Спасителя заключается вся «философия» монашества. Оно для тех, кто хочет быть совершенным, кто хочет следовать за Христом и отдать душу за Него, кто хочет обрести сокровище на Небесах. Подобно купцу, который, найдя хорошую жемчужину, готов отказаться от всего своего богатства, чтобы приобрести ее, монах отказывается от всего мира, чтобы приобрести Христа. И жертва многократно окупается, потому что награда велика: «Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили все и пошли за Тобою; что же будет нам? Иисус же сказал им: …Всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную» (Мф. 19, 27-29).
Основой, на которой утверждаются монашеские обеты, является отречение от мира как совокупности страстей. От любви к миру предостерегает ап. Иоанн Богослов: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей» (1 Ин. 2, 15), а ап. Иаков дружбу с миром называет враждой против Бога (Иак. 4, 4). Принятие пострига считается смертью для мира, а монах – умершим для всего мирского.
Итак, монашество начинается с отречения от мира. Первый вопрос постригаемому в монахи: «Зачем пришел, брат, припадая к святому жертвеннику и святой дружине сей?», и первый ответ: «Для удаления от мира, честной отче». Прп. Исаак Сирин говорит: «Без удаления от мира никто не может приблизиться к Богу. Удалением же называю не переселение телом, но устранение от мирских дел. Добродетель удаления от мира состоит в том, чтобы не занимать ума своего миром… Разреши прежде всякий в себе внешний союз и тогда возможешь быть сердцем в союзе с Богом; потому что единению с Богом предшествует отрешение от вещества»[1].
По слову аввы Дорофея, «когда человек отрекается от мира и делается иноком, оставляет родителей, стяжания, и все житейския дела и заботы, тогда он мир распинает себе. Когда же потом, освободившись от внешних вещей, подвизается он и против самых услаждений… и умерщвляет самые страсти, тогда он и себя распинает миру и дерзновенно может сказать с Апостолом: «Мне мир распялся и аз миру»(Гал. 6, 15).
Таким образом, мир – это совокупность страстей, символ всего греховного, привнесенного в природу человека извне, от чего монах должен избавляться. «Вся, яже в мире, – говорит возлюбленный ученик Христов, – похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская» (1 Ин. 2, 16). Этим порокам – искаженным влечениям тела, души и ума – противоположны добродетели: похоти плотской – целомудрие, похоти очес – нестяжание и гордости – смирение. Вот почему монашество всегда требует исполнения трех обетов: целомудрия, нестяжания и послушания.
Основанием для обета девства являются слова Христа: «Есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного», и далее: «Кто может вместить, да вместит»(Мф. 19, 12). Не все обязываются быть скопцами ради Царствия Небесного, потому что не все могут этого понять и понести, по слову Господа: «Не все вмещают слово сие, но кому дано»(Мф. 19, 11). Впрочем, свт. Иоанн Златоуст на вопрос «почему не все способны» отвечает: «Потому что нет желания, было бы желание – были бы способны».
Обещание безбрачия, как и все монашеские обеты, – добровольный подвиг и особый дар. Вот что говорит св. ап. Павел: «Относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет» (1 Кор. 7, 25). «Впрочем если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти; а мне вас жаль. Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего. А я хочу, чтобы вы были без забот. Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене» (1 Кор. 7, 28-33).
В этом отрывке мы видим, что ап. Павел уравнивает всех христиан в цели, которой необходимо достигнуть. Женился ты или нет, ты должен соединиться со Христом, оказаться верным до конца и не иметь других привязанностей. Причем женатый оказывается здесь в проигрышном положении: при тех же требованиях он имеет много забот и скорби по плоти. Что это за скорби плоти? «Θλίψεις τῇ σαρκί» – для плоти, в плоти, т.е. скорбь воздержания во время разлуки, болезни деторождения и всякие недуги, потому что двое стали одной плотью, а также все, связанное с семейными проблемами, необходимость обеспечивать семью, крутиться, как белка в колесе, и т.д. Мужчина и женщина по-разному устроены, поэтому масса проблем возникает в процессе одной только притирки. Извечный вопрос для мужа: как угодить жене, и наоборот. Устоит ли семья, получатся ли здоровые дети, удастся ли их уберечь от зла и воспитать? Многозаботливость – бич для духовной жизни.
А монах один, ему не надо тратить много на себя, он может позволить себе всю силу своей души обратить на угождение Богу. Мирские люди иногда участливо спрашивают: «Трудно быть монахом, да? Мы так не можем». Монахом быть и трудно, и легко, все зависит от поставленной цели. Если брать во внимание дело спасения души, монаху легко, если упокоение плоти – трудно.
Кто-то из Отцов спасение в миру и в монашестве сравнивал с восхождением на гору. Если мирянин медленно поднимается на гору, к христианскому совершенству, кругами по серпантину и при этом тащит за собой телегу с домашними и со скарбом многоразличных забот, монах идет налегке напрямую к вершине. Ему труднее, опасность падения больше, но в целом он затрачивает намного меньше сил и времени для достижения поставленной цели.
Но помимо воздержания от супружества понятие девства, или целомудрия, покрывает целый спектр смыслов. В более широком понимании это и чистота, незапятнанность грехом, чем-то недостойным высокого звания образа Божия. Это и верность Христу, когда мы не прелюбодействуем душой, не прилепляемся ни к чему и ни к кому другому. Ведь первая заповедь – возлюби Бога всей душой, всей своей силой, всем помышлением. И, наконец, целомудрие – это цельность всего нашего существа. В слове «спасение», по-гречески «σωτερία», заложен смысл становления целым, воссоздания в человеке разбитого на осколки образа Божия, когда все силы нашего существа не повреждены и согласованно действуют на благо. Целомудрие – это такая совершенная мудрость, которая воспринимает мир адекватно, видит все явления такими, как они есть, не фрагментарно или предвзято, а в их подлинной ценности, что позволяет нам устремляться к благу и ходить во свете.
Итак, безбрачие как вышеестественный дар и добровольный подвиг – только один аспект добродетели целомудрия, которая подразумевает внутреннюю цельность, соответствие жизни монаха его вере и евангельским заповедям. Когда он не разрывается между добродетелью и грехом, не пытается служить двум Господам: Богу и мамоне, Христу и духу мира сего.
Слово «монах» (греч. μοναχός – один) следует понимать не столько как одинокий, сколько как уединенный. Человек создан для общения, поэтому одиночество – это страдание, отсутствие гармонии и полноты. В браке полнота достигается соединением с супругом, а в монашестве – с Богом. Монах уже в этом мире начинает приобщаться к конечной цели своего Бытия – единению с Богом, а мирянин сначала должен достичь промежуточной цели – семейной человеческой любви, которая есть только тень любви Божественной, – а затем уже идти дальше к совершенству.
Брачная любовь в некоторой степени эгоистична, это расширение своего «я» на супруга, а другие подсознательно воспринимаются как чужие. Монах же любит всех одинаково и бескорыстно, за что и получает сторичную награду. Но это по идее, теоретически, а на практике, к сожалению, бывает, что монах зацикливается на себе любимом, в то время как в браке, хочешь не хочешь, а надо терпеть, смиряться и жертвовать.
Монах уединяется, чтобы оградить себя от суеты, рассеяния, собраться и все силы души устремить на борьбу с грехом, на служение Богу, и в этом служении Бог преображает его.
Слово «монах» можно перевести еще и как «единственный», в том смысле, что он не обманывается многообразием этого мира и видит только одну свою душу и единого любящего Бога, Которому она должна уподобиться. Свт. Феофан Затворник говорит: «Один Бог да душа – вот монах».
Только Бог и душа, нет больше в мире, по большому счету, никаких других ценностей. Точнее, Бог и души, потому что в Боге монах соединяется и со своими братьями и сестрами, которые во Христе составляют одно тело.
А есть еще очень содержательное русское название монаха – инок, иной по отношению к мирянам.
Обет нестяжания не менее важное условие духовного совершенствования. Аскетизм, довольствование малым, ограничение запросов тела и души свойственно христианству и в особенности монашеству. Пример добровольной нищеты нам подал, прежде всего, Господь, родившийся в яслях, не имевший где главы преклонить. Он говорит хотящему спастись юноше: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19, 21). Это тоже, как и в случае с безбрачием, не заповедь, а совет. Не только отказ от излишеств, но ограничение себя в самом необходимом, отказ от своего в этом мире. Здесь юноша говорит, что исполнил все заповеди и спрашивает, чего ему еще недостает до совершенства. И Господь отвечает: «Если хочешь, перестань уповать на свое богатство, освободись от попечений о нем и доверься Мне. Ты станешь беззащитным, но Я буду твоей защитой, и в этом сила и совершенство веры». Монах – это тот, кто уповает на Бога, а не на человеческие средства. А при материальной скудости и телесной нищете и душа поневоле располагается к скромности, покаянию, в ней зарождается нищета духа.
Кроме того, монастырь – прообраз первохристианской общины, где все было общее и все равны. Чтобы не выделяться перед прочими братьями ни происхождением, ни связями, ни богатством, надо упростить и облегчить свою жизнь, чтобы она вся перешла внутрь, и стараться превзойти других не во внешнем, но в добродетели. «Что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса», – говорит ап. Павел (Филип. 3, 6-8). Попечения об имении не дает семени Слова Божия прорасти в душе. «Упавшее в тернии, – по слову Господа, – это те, которые слушают слово, но, отходя, заботами, богатством и наслаждениями житейскими подавляются и не приносят плода» (Лк. 8, 14).
В этом обете ярче всего видна основная идея всех трех обетов: не прилепляться ни к чему, кроме Бога, не впадать в зависимость ни от чего, освободиться от пристрастий, от земного и возлюбить небесное, самого Бога, уповая только на Него.
Человек создан Богом как саморазвивающаяся, постоянно совершенствующаяся система. При этом очень важно то, на что направлено внимание, что для человека является целью и идеалом. Когда мы общаемся с другими, мы невольно начинаем им подражать. Но ведь человек изначально – помощник Бога, он создан для общения с Богом и подражания Ему, и в этом общении залог его совершенствования. Даже если мы прилепляемся сердцем к человеку, мы неизбежно теряем и деградируем, не говоря уже о бездушных предметах или удовольствиях.
Все, к чему неправильно прилепляется сердце, становится для него идолом, кумиром, преступно занимая место Бога и убивая душу. Любостяжание – есть идолослужение (Кол. 3, 5), сребролюбие – корень всех зол (1 Тим. 6, 10). Человек уподобляется идолу, упрощается до него, и это отравляет, убивает его сердце. «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 13). «Идоли язык сребро и злато, дела рук человеческих: уста имут, и не возглаголют: очи имут, и не узрят: уши имут, и не услышат: ниже бо есть дух во устех их. Подобни им да будут творящии я и вси надеющиися на ня» (Пс. 114, 15). Если живое сердце прилепляется к мертвому или живому, но отрезанному от источника жизни, оно умирает.
«С кем поведешься, от того и наберешься», – гласит пословица. Иногда пенсионеры подозрительно похожи на своих кошек или собак, в которых они души не чают. На них, на низшие бессловесные создания, а не на Бога и ближнего, устремляют они все свое истосковавшееся по общению внимание, всю свою потребность любить. А монах крадет у Бога и, стало быть, у самого себя…
«Кто кем побежден, тот тому и раб», – говорит Апостол (2 Петр. 2, 19). Мы думаем, что мы что-то имеем, чем-то обладаем, но на самом деле часто сами впадаем в зависимость от материального, ограничивая свою свободу. Как в анекдоте: «Я медведя поймал, – кричит один. – Так тащи его сюда, – отвечает другой. – А он меня не пускает».
Господь ждет от человека веры, надежды на Него, а не на себя, друга или накопления. Это требовалось от ветхозаветного Израильского народа, это требуется от всякого христианина и, тем более, от монаха. Монах верит в промысл Божий и не подстраховывается накоплениями, не надеется на богатство, даже на себя не должен надеяться.
Вообще, отцы говорят о четырех условиях, или составляющих, духовной жизни: во всем надеяться на Бога; ни в чем не надеяться на себя; творить посильный подвиг и молиться. Первые два условия проникают собой вторые, т.е. и делание должно быть без самоцена, и молитва совершаться с трепетом, как перед Царем. Бог – все, ты – ничто, от разницы потенциалов возникает движение, свободное устремление к Творцу.
Самоумаление непосредственно связано с понятием духовной нищеты. Это постоянная неудовлетворенность своим духовным состоянием, видение и ощущение своей недостаточности, бедности духа, даже если реально человек достиг духовных высот, он всегда видит себя нищим по сравнению со святыми и полнотой в Боге. Эта духовная ненасытность подобна страсти стяжания или властолюбия, которую невозможно полностью удовлетворить, каждый раз она требует все больших жертв. Это божественный эрос, жажда общения с Богом. Такой человек ищет Бога и не может утешиться ничем земным, как об этом пишет, например, прп. Силуан Афонский.
Обет послушания – самый главный обет, характеризующий монашество. Истинный христианин тот, кто исполняет волю Божию, подчиняя ей собственные желания. В идеале – полное слияние двух воль, как во Христе. В следовании воле Божией нам мешают самоволие, своенравие, эгоизм как противоположность любви, потому что либо ты служишь Богу и ближнему, либо самому себе. Поэтому послушание – это инструмент самоотвержения, борьбы с эгоизмом и страстями.
Христос, сказавший: «Не ищу Моей воли, но воли пославшего Меня Отца» (Ин. 5, 30), является примером для монаха во всем. Апостол призывает подражать Христу, Который, «будучи образом Божиим… смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Филип. 2, 6-8)
Сам Христос говорит: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мф. 16, 24).
Таким образом, послушание – это отвержение своей воли и следование воле Божией, послушание Богу. В чем заключается воля Божия? Не в чем ином, как в нашем совершенстве, в смирении, в преданности Христу. Воля Божия открывается нам в Св. Писании, в Предании Церкви, т.е. в заповедях и святоотеческих наставлениях, однако она заключается не в каких-то действиях, прежде всего это состояние, это духовное совершенство, которого необходимо достичь монаху.
Вопрос в том, как достичь этого совершенства. Поскольку ум человеческий изворотлив, а враг хитер, доброе, к которому стремится душа, мы не делаем, а злое, которое ненавидим, совершаем, монаху нужен наставник, у которого был бы опыт духовной жизни. Который мог бы научить, понять, поддержать, разглядеть уклонение, помочь достичь правильного устроения, помолиться в трудный момент. Это немалый дар Божий способным, но и ответственность, и обязательства. Существование великих старцев невозможно без великих послушников. Послушание наставнику подразумевает полное доверие, откровенность и готовность слушаться во всем, и тогда он не даст врагу свить гнездо в кроне твоего ума и сердца, как образно выражаются св. Отцы.
На Афоне говорят: угодил Старцу – угодил Богу. Если есть Старец, который занимается твоей духовной жизнью, помогает тебе преуспевать, надо его на руках носить, относиться к нему как к представителю Бога, как к иконе, поклонение которой восходит к Первообразу. Угодить настоящему Старцу можно только своим преуспеянием. В данном случае послушание – это вслушивание, подражание старцу, его образу мыслей, угадывание, как он бы поступил в той или иной ситуации. Тогда послушник может вырасти в меру старца и даже превзойти его.
К сожалению, не у всех такие старцы есть, но это не значит, что нет места истинному монашескому послушанию. Послушание игумении, начальству, распорядку монастыря, всякой сестре, своей совести. Это творческий процесс работы над собой, искоренения своих недостатков. Поэтому, есть старец или нет, нельзя полагаться на простое тщательное исполнение своих обязанностей и внешнее подчинение другим, успокаивая себя этим, если нет этой внутренней составляющей, духовной работы. Чем монашеское послушание отличается от подчинения на производстве в миру? О христианском послушании сказал ап. Павел: рабы должны служить своим господам, как Господу, не за страх, а за совесть, по вере (Ср. Еф. 6, 5-7). Так и тем более для монаха послушание – это не исполнение положенной работы за страх или вознаграждение, а работа над собой в соработничестве с Богом. Монах во всем видит проявления промысла Божия, в каждой ситуации, в каждом человеке видит посланного Богом ближнего, Самого Христа, стараясь нащупать совершенное поведение, угодное Богу. Даже еще глубже – совершенное отношение, внутреннее настроение, правильные и добрые помыслы обо всем.
Иногда Бог может открыть через наставника Свою волю как некое конкретное указание: поезжай туда-то, сделай то-то, продай, не общайся и пр. Но Бог не всегда открывает Свою волю, потому что это не всегда нужно. Авва Дорофей говорит, что и пророк вам ничего не скажет, если ему не будет открыто Богом, а если надо, то и младенец вам скажет волю Божию. Как целым народам Бог дал совесть и возможность методом проб и ошибок самим искать истину, пока не дал всему человечеству Откровение, так и многим людям полезно тыкаться и мыкаться, падать и вставать, пока на опыте не познают гибельность порока и пользу добра. Открытая готовая истина не впечатляет и не ценится, а выбор, сделанный на методе проб и ошибок, более тверд и осознан.
Затем, непосредственное откровение воли Божией не требуется на начальных этапах духовной жизни. Есть заповеди, исполняй их и будешь приближаться к Богу. Подходов к горе может быть множество, но вот когда надо будет подниматься на саму гору, тогда нужен проводник, чтобы найти дорогу наверх и не сорваться. Кто имеет ревность к достижению высот духовной жизни, тому Бог обязательно пошлет духовного руководителя. Поэтому, есть у нас наставник, или нет, мы должны с рассуждением слушаться начальство: епископа, игумена, духовника, старшего по послушанию, наконец, просто ближнего, и это будет исполнением воли Божией. Ведь Сам Христос не будет раздавать нам послушания, контролировать выполнение, ругать или хвалить. Для этого есть люди, поставленные над нами начальниками, и Бог, без Которого на земле не происходит ничего, через них дает нам послушания. Вне зависимости от правильности распоряжений послушание как отсечение своей воли необходимо и незаменимо в духовной жизни. Оно развивает смирение, столь угодное Богу в отличие от противоположной ему гордости: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Иак. 4, 6).
Свобода слишком часто является неудобоносимым бременем для человека, он не может распоряжаться ей во благо. Правильно настроенный монах имеет потребность в труде послушания, страдая от того, что иные почитают отдыхом и свободой. Подчиняясь, он как бы возлагает все заботы о внешнем на Бога в лице наставника или начальства, а сам получает свободу для работы над собой, для созерцания, пребывания с Богом. Такое блаженное состояние избавляет от многопопечительности и дает возможность сосредоточиться на главном.
А для чего приносить обеты, обещать Богу то, чего, быть может, не сможем исполнить? Для того, чтобы постараться исполнить и сжечь пути к отступлению. Бог не требует от нас того, чего мы не можем, значит это в наших силах. Здесь можно провести параллель с браком. Без государственной регистрации он превращается в эгоистичное сожительство. Чуть что не понравилось, надоело, не охота чем-то поступаться, что-то терпеть, взял да сбежал, характерами, мол, не сошлись. Настоящий брак – это принятие всей полноты ответственности, обещание верности и жертвенность, только тогда он становится угодным Богу.
Так и в принятии монашеских обетов мы показываем Богу свою решимость идти до победного конца и доверие Его промыслу и благодатной помощи. В постриге мы отрезаем себе пути к отступлению, а с ними и всяческие неполезные сомнения. «Никто, – говорит Господь, – возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия» (Лк. 9, 62). Бояться вступить в брак или принести обеты, это все равно что отправляться в море на лодке без бортов, чтобы, если вдруг она начнет тонуть, легче было прыгнуть в море. Так потому и зальет, потому и потонет, что бортов нет. Или ехать исполнять поручение Бога в машине на черепашьей скорости, не пристегиваясь и с открытой дверью, чтобы выпрыгнуть в случае чего. Но Господь ждет от нас достижения цели, серьезности, мужества и решимости.
Итак, Бог хочет, чтобы монах не полагался на себя, или «на князи, на сыны человеческия», или на деньги и что бы то ни было в этом мире. Он желает, чтобы монах был беззащитен, потому что тогда он и не так тяжеловесен, не обременен броней, обозом с запасами и запчастями на все случаи жизни. Тогда он более открыт к божественному воздействию, способен меняться, больше расположен к молитве и покаянию, к нищете духовной. Он не имеет супруга, не имеет денег, не имеет даже возможности принимать решения и распоряжаться своим временем, он зажат извне, но свободен внутри. Господь становится тогда его защитой, его имением, его наполнением.
Бог дает человеку все, всего Себя и все Свое наследство, но человек не может это вместить, ему не хватает для этого широты сердца и ума. Обычно мы хотим эгоистично иметь что-то свое, для себя. Мы сжимаем в своей руке малое, но именно по этой причине не можем взять что-то другое, потому что наполнены, и места больше нет. Можно любить жену, детей, родителей, а все прочие будут чужими дядями и тетями, можно насыщаться телесно, наполнить сердце суетой, но в него не войдет уже ничего небесное, и дух будет голодать. Можно исполнять свои прихоти, но тогда обязанности будут невыносимыми.
В монашестве человек призван отделить достойное наполнение сердца от недостойного, расширять его для достойного, а ненужное отбрасывать. Отрекаясь от родственных связей ради Христа, монах приобретает во сто крат более матерей, детей, друзей, потому что все люди становятся его родственниками. Отрекаясь от стяжания, он обретает довольство, потому что имеет все, что ему необходимо. Отрекаясь от своих прихотей, хочу не хочу, он принимает все случающееся по воле Божией как свою волю и имеет мир и радость. Во всяком положении и состоянии такой человек пребывает в ровном внутреннем состоянии и благодарит Бога. Он всегда с Богом, в радости и скорби, потому что поднялся выше сплошной облачности страстей и пристрастий, туда, где всегда светит Солнце Правды.
Конечно, на пути
подвижничества встречается много трудов и скорбей, но, по Апостолу, мы «знаем,
что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу»
(Рим. 8, 28). И злое, и доброе, всякая ситуация имеющему цель служит на пользу.
Страшно лишь, когда монах забывает о цели, забывает о милости к нему Бога,
засыпает и останавливается в своем движении. Когда он богат и ни в чем не имеет
нужды, уповает на свои одежды, на годы, проведенные в монастыре, и
превозносится над другими. Вот это страшно. Тогда Бог посещает его более
жестко: – болезнями, скорбями, попускает охлаждение, впадение в грехи и т.д.
Итак, будучи призванными Богом к монашескому деланию и причислены Им к
Его победному воинству, по слову Апостола Петра, будем стараться «более и более
делать твердым наше звание и избрание; так поступая, никогда не преткнемся, ибо
так откроется нам свободный вход в вечное Царство Господа нашего и Спасителя
Иисуса Христа» (Ср. 2 Петр. 2, 10-11). Аминь.
[1] Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические, 1. Об отречении от мира и о житии монашеском.